анених стало менше, але вони важчі, ніж у 2014. Зараз здебільшого страждають від снайперів

Резонанс Цензор.НЕТ Суспільство

Автор: В. Кіртока

Двічі Олег заїжджав у Донецький аеропорт, де був поранений у ногу, але не поїхав, а продовжував рятувати поранених. За свою героїчну роботу медик отримав високе звання Народного героя України. Зараз він разом з підрозділом перебуває в Донецькій області на передовій.

Орден “Народный герой Украины” Олег получил в Краматорске из рук замечательной актрисы Ады Николаевны Роговцевой

Олега разговорить очень сложно. Рассказывает о своей работе односложно, практически без подробностей. И очень скучает по семье – семилетней дочери и младшему, четырехлетнему сыну. Малыши растут практически без отца, пока тот лечит и спасает бойцов, которые несут службу на линии огня.

Сослуживцы Олега Тетери называют его настоящим героем и не могут сосчитать, сколько жизней он спас. Слыша такие слова, медик смущается еще больше. Все это проходит, когда он показывает хатку, которую в селе, оказавшемся практически на линии огня, заняли медики. Шкаф со стеклянными дверцами отдан во власть медикаментов. Все подписано, аккуратно сложено. Тут же – бронежилеты и каски всей медицинской команды. В любой момент каждый готов одеться и броситься на помощь. В предбаннике-кухне в ящиках из-под боеприпасов тоже находятся медикаменты. Проведя небольшую экскурсию по своим “угодьям”, Олег и его ребята начинают расспрашивать меня, чего же ждать от медицинской реформы, как выбрать врача, чтобы подписать с ним контракт… Они стараются следить за всеми новостями и пытаются понять, что же происходит на “большой земле”, пока они делают свою работу. Я тоже до сих пор не очень разобралась в тонкостях новых отношений с врачами, но если бы можно было, я бы подписала контракт именно с Олегом. Вот ему я доверяю!

“Пока в аэропорту не было раненых, помогали набивать магазины, старались быть полезными каждую минуту” 

– Это был октябрь 2014 года, – рассказывает Олег Тетеря. – Одна наша десантно-штурмовая рота прошла ротацию в Донецком аэропорту, мы ехали ее менять. К тому времени уже около месяца шли активные разговоры о боях в терминалах, о киборгах. О чем я думал, когда туда собирался? Что взять! Нас было двое – я и Миша, который служил в нашем батальонном медпункте. В итоге мы собрали один ящик из-под РПГ. Полностью заложили его медикаментами. Еще взяли с собой два чемодана и по рюкзаку. Основное, что брали: бинты, жгуты, перевязочный материал, обезболивающие препараты. Все это тянули вдвоем.

Перед заездом мы с нынешним нашим комбатом Александром Юрьевичем Нетребко еще и танки провожали, проводили рекогносцировку, для чего заезжали на диспетчерскую вышку. Танк заехал, выстрелил, уничтожил что-то. И часа через три после этого, уже ночью мы зашли в аэропорт полным составом роты. 

Нас выгрузили ночью. Ничего не было видно, да подсветить не разрешалось. Шли друг за другом, держась за рюкзак впередиидущего, гуськом. Когда рассвело, я увидел огроменные пространства. Еще удивился: зачем нужно было так странно идти, если тут полно места… 

Аэропорт был побит, но еще не выглядел развалиной. Когда я все увидел своими глазами, обидно стало, что страна многое потеряла. Денег столько вгупали в новый аэропорт, и все разрушили. Использовали современные технологии… А остались скелеты…

– Место для медпункта там было?

– Сначала мы со вторым взводом второй роты находились в подвале. Сгрузили в углу свой ящик, рюкзачки. Пока не было раненых, помогали набивать магазины, старались быть полезными каждую минуту, даже если не занимались своими прямыми обязанностями. 

– Как быстро появились раненые?

– Еще сутки не прошли после нашего заезда. Еще до полудня ранило Колю-байкера. А потом и не считали, сколько людей получили ранения. Коля сначала был легкий. Пуля попала в мягкие ткани. Мы оказали помощь, и он убежал сражаться дальше. Перекисью даже рану обработали, повязку сделали. 

Потом нам пришлось перейти в старый терминал. В новом взорвались три или четыре БТРа нашей роты, в них сдетонировали боеприпасы. В результате обвалилась лестница с первого на нулевой этаж. Оставаться там было стремно, поэтому было принято решение по два-три человека перебежать в старый терминал. 

Вот тогда перед нами с Мишей встала дилемма. Что нам больше надо, что брать с собой, а что оставить? На что ни посмотришь – все надо. В итоге мы бросили свои десантные фельдшерские чемоданы. Какие они были удобные, – Олег поизносит это с такими интонациями, что становится понятно: до сих пор жалеет об их потере. – В них ничего не билось! Бросили их потому, что неудобно было нести. Это было настоящей трагедией. И ящик оставили… Все, что могли, распихали по рюкзакам, по карманам разложили. Помню, выбежал из здания, споткнулся и упал, а встать не могу – лямки рюкзака передавили шею. Хорошо, это увидел Андрей Прометный. Он меня поднял. И я добежал до своих. В старом терминале нас встречал Артур Кашапов со своими бойцами. 

Там, в том терминале, был фельдшер 93-й бригады. Он знал, что выходит из аэропорта через сутки, так он подбросил нам много чего. Конечно, мы больше потеряли. Но все же…Коллега выходил с фонендоскопом, тонометром, каким-то инструментами. Остальное оставил со словами: “Все, парни, удачи”. Когда нас меняла другая бригада, мы тоже все, что могли, им оставили. 

В старом терминале мы пробыли долго, очень долго – так мне показалось. Время тянулось долго. Мы с Мишей нормально работали, справлялись. Сложно становилось, когда приносили сразу по три-четыре раненых. Тогда приходилось везде успевать. Старшина у нас – не помню его фамилию и имя – получил травматическую ампутацию конечности. Рука держалась на сухожилиях. Мы наложили шину, примотали. Вроде бы руку пришили. 

Хорошо, что все же взяли с собой шины. Потом кого-то принесли из бойцов “Правого сектора”. Он на что-то  наступил – и размозжило голеностоп. Тоже наложили шину. Последнюю. Раненые у нас не скапливались, всех вывозили быстро, больше получаса никто не ждал эвакуации. 

Эти снимки были сделаны в донецком аэропорту. 

 “Во второй заезд было очень холодно Я никак не мог согреться в терминале”

– Через сколько дней вы попали в аэропорт во второй раз?

– Где-то через дней десять. Сильно быстро мы вернулись – так мне показалось. Второй раз я заходил туда с 3-й ротой. Уже стало очень холодно. Из-за этого время тянулось еще дольше, чем в первую ротацию. Помню, как мне хотелось где-то погреться!

– Аэропорт за это время сильно изменился?

– Пыль, камни, раздробленный гипсокартон… Все, как и в первый раз. Разве что дырок в стенах стало больше. И ужасно холодно. Я не мог согреться. Холод не люблю. 

– Тогда же и получили ранение?

– Сбегал по лестнице, когда отрикошетило, и осколок попал мне в ногу, в мягкие ткани икры. Ничего страшного. Но оказывать помощь самому себе  оказалось очень неприятно. Из тела торчал небольшой, как спичечка, металл. Касаешься его – больно, печет! Хотел обезболить место ранения, набрал в шприц анальгин с димедролом, но даже уколоть себя не смог! – смеется Олег. – Так и не обезболился. Вытащил осколок так. Хорошо, не глубоко вошел. Обработал рану. Мне жалко было новую флиску. Только выдали, и порвалась… Уже гораздо позже выяснил, что в теле остались два крохотных металлических фрагмента. Их решили не удалять. 

– Никто другой не мог вам оказать помощь?

– Нас тогда с Мишей разъединили. Он попал на диспетчерскую вышку. Мне позвонили и сказали, что его ранили и вывезли. Это произошло приблизительно в то же время, когда и я получил ранение. Вот это был удар по моему боевому духу. 

– Тем не менее, вы не выехали из терминала…

– Все легкораненые оставались. В этом не было ничего такого. Мое ранение тоже было легким. Тем не менее, я на всякий случай сообщил об этом командиру 3-й роты. Мы настояли на вывозе только одного легкораненого – когда осколки в пах попали. Их было много, и мы переживали, чтоб не была задета артерия внутри. У меня подобного риска не было. Так что ничего героического во время моих ротаций в аэропорту не было.

“Удивительный случай: пуля попала бойцу в плечо, отрикошетила и залетела под каску в голову!”

 – Где вы получали медицинское образование? 

– В Николаевском медицинском базовом колледже. Учился по специальности “лечебное дело”. В семье у меня врачей нет, сам выбрал эту профессию. После окончания колледжа меня призвали на срочную службу. Это было в 2011 году. Я попал в учебную часть морской пехоты, которую вскоре начали сокращать. Мне нравилось служить, попал в прекрасный коллектив. Начмед Светлана Александровна Искра помогала, учила.  Я в коллективе был самый молодой, занимался именно своим развитием, сам чувствовал, что становлюсь хорошим фельдшером. Поэтому после срочной службы подписал контракт. 

В 2013 году меня перевели в десантную часть. Добавилась специальная подготовка, парашютное дело, специфика поменялась.

– Пришлось прыгать с парашютом? 

– Помню свой первый прыжок. Посмотрел вниз –  земля в квадратиках. И подумал – что я здесь делаю? Но прыгнул. Во время полета боялся даже руку перед собой протянуть. Головой не крутил, чтоб осмотреться. 

– Но второй раз прыгнул?

– На данный момент у меня 16 прыжков. С Ил-76 даже прыгал. 

– Уже пообвыкся?

– Естественно. На новом месте добавилась  масса задач, не связанных с медициной. Уже занимались и изучением бронетехники, стреляли… 

– Неужели не думал, что все это может пригодиться?

– Я себе отчет отдавал – а вдруг война. И она случилась. 

– Помнишь первого раненого на войне?

– Конечно. Это был замкомбата майор Малярчук. Он пострадал во время  операции возле Красного Лимана. На него наехал БТР. Нога была размозжена, выглядела, как холодец. Оболочка была сохранена, а вот внутри… Я сам был под впечатлением, когда все это увидел. 

– Был момент паники? Может, как перед прыжком подумал: что я здесь делаю?

– Разве что долю секунды. К тому моменту я уже все же был подкован. Как раз перед первыми ранениями наших бойцов мы познакомились с врачом  СБУ. Он рассказал о курсах тактической медицины, которые тогда для нас  была в новинку. Объяснил некоторые моменты. Я уяснил очень важную вещь: главное, не упустить время. И когда был ранен Малярчук, я вспомнил именно эти слова. Вдвоем с фельдшером нашего  медпункта Родионом Цюренко наложили жгут, ввели лекарства. Довезли раненого до определенной точки – нас вызывают: еще один раненый. Ранение в голову. Удивительный случай: пуля попала в плечо бойцу, отрикошетила и залетела под каску в голову! 

Я позвонил нашему начмеду, сообщил, куда мы везем раненых, на какую точку и туда за ними прилетели вертолеты. Тогда я впервые увидел полноценную медицинскую эвакуацию, с вертолетами прикрытия, как положено. 

Из Красного Лимана майор Зеленский повел нашу роту дальше на границу – к Должанскому и Изварино. Там мы попали в оперативное окружение. 

– Там у вас было много раненых…

– С эвакуацией было трудно. Наш водитель Сергей Кузьменко проявлял чудеса находчивости и смелости. Вывозил раненых через вражеские посты. После того, как он довез до больницы двух раненых танкистов и одного бойца нашей бригады, возвращался и его на блокпосту остановили. “Так ты ж не в нашей форме”, – возмутились сепаратисты. А он  уже мимо них два или три раза проскочил. “Привет-привет”, рукой махнул  и помчал дальше. Сергей пробыл в плену несколько недель. Вернулся и служит в бригаде до сих пор. 

“Медикаментов никогда не бывает много”

Командиры Зеленский, Чебинеев, Нетребко на новых местах требовали тут же окапываться, укрепляться, чтоб можно было прятаться при артобстрелах. Нас спасало это и еще ручеек, который мы нашли в посадке неподалеку. Жара ж была, воду не подвозили. Так что ручеек был очень кстати.

– Вот тогда у вас под руками были только старые жгуты…

– Говорили тогда, что они рвались. Ничего подобного! В нашей бригаде они нормально хранились. И все было качественным. Я и бинты наши считаю самыми лучшими. Они не разлазятся. Кроме раненых, нельзя ж забывать,  у нас были и обычные больные. Летом и кашляют, и бронхиты нужно было лечить, и аллергические конъюнктивиты у многих начались. 

Тогда уже,  в начале войны, мы поняли, что медикаментов никогда не бывает много. По сей день полно ящиков, все заполнено, заложено. И все используется, расходуется. Стараемся предусмотреть лекарства на все случаи жизни.

– Сталкивались со случаями, когда не знали, что же делать? 

– Даже если мы чего-то не знали, что-то не доучили, оставалась же связь со внешним миром. Звонил преподавателям: “Петр Михайлович, что делать?” – “А что у тебя есть?” Называю. “Делайте так, так и так”, – советовал. И получалось. Не раз обращался за помощью к своему начмеду из учебной части. 

Там же, у границы, неподалеку от меня взорвался БТР. Меня контузило. Но не обращал на свои симптомы внимания. Нужно было работать. 

– О чем думаете, когда слышите –  у нас 300?

– Бежишь и не знаешь, что с собой брать, что может пригодиться, что тебя там ждет. 

– Вы работаете фактически на поле боя…

– Ну, нам все же бойцы оттягивают раненых в чуть более безопасные места. В аэропорту, как правило, мы осматривали человека в каком-то закуточке, за какой-нибудь стеночкой. 

– За годы войны изменения в военной медицине произошли?  

– Мне кажется, сейчас перекос пошел в сторону тактической медицины. Но на самом деле ранений у нас меньше, чем хронических болезней, сосудистых проблем, ситуаций, связанных с соматическими заболеваниями. В армии много взрослых бойцов. У них свои недуги. Этот момент упускается. Кроме того, когда мы находимся практически в серой зоне, к нам обращается и местное население, в силу обстоятельств отрезанное от медицинского обслуживания. 

Лекарствами обеспечивают гораздо лучше.  Понятно, что не в таком количестве, как хотелось бы. Но мы всегда будем хотеть больше, чем выделяют, просить медикаменты поэффективнее. Транспортом для эвакуации раненых мы обеспечены хорошо. Волонтерская скорая, в которой одновременно можно вывозить сразу четверых пострадавших, мягкая, комфортная. Сейчас дали еще и “Хаммер”. Хорошая машина. Осваиваем ее. 

– Самый запомнившийся случай ранения есть?

– Федя его звали. Ранило его под Изварино во время артобстрела. У него разорвало брюшную полость. Внутренние органы, кишки в прямом смысле собирали в каску. Примотали потом ее к животу. Он еще так просил покурить! А я смотрю на него и понимаю – нечем ему курить. Губы разорваны, осколки и лицо посекли.  Но, тем не менее, он покурил. Его довезли до больницы и вроде он жив! 

Я уже вспоминал о раненых танкистах 72-й бригады. Один из них, старлей, звали его Василий, получил ранение в голову. При рекогносцировке группа искала проходы, чтобы выйти из окружения. Тогда погиб наш сапер Андрей. Старшего прапорщика Васильевича ранило в легкие, начался пневмоторакс. А у танкиста развалило черепную коробку, мы мозги видели. Вот за него особенно переживали. Знаю, что его удалось спасти. 

– Плохо никому от увиденного не стало?

– Так это ж не первый случай был. И да, от случая к случаю мы становимся черствее…  Самое важное – узнать, что боец жив и идет на поправку. Иногда же состояние раненых такое, что не капаем им препараты, а льем струйно. 

Сейчас раненых меньше, но они сложнее, чем в 2014. Раньше были в основном минно-взрывные повреждения во время  артобстрелов, бойцы подрывались на минах, взрывных устройствах. Сейчас, в основном, страдают от снайперов. 

Недавно нашего бойца ранило в шею. Оказалось, пуля влетела в рот, побив зубы, и вылетела через шею. Все нормально с этим раненым. Но с позиции вытаскивать бойца было сложно. Человек десять его несли – здоровый парень. Он в сознании был, но в шоке от того, что раненый. Для многих это становится психологическим потрясением. Особенно в первые минуты после ранения, когда не оказана помощь, не вполне понятно, насколько тяжелые повреждения. 

– Ваша жена тоже медик? 

– Да, фельдшер, как и я. Мы вместе учились. Она очень устала волноваться за меня, нервничать. Да и детей наших она растит фактически сама… Поэтому, когда она ругает меня по телефону, я даже не возражаю. Говорит часто: “Я уже забыла, как ты выглядишь”. Вот меня в отпуск отправили. Вспомнит…

Виолетта Киртока, Цензор.НЕТ Джерело: https://censor.net/ua/r3066076