Дмитро Рубашевський
Автор: Віолетта Кіртока
Белорус Ганс: “Моя главная задача – помочь украинцам вернуть Украину в ее прежние границы”
25-летний боец 1-й штурмовой роты Добровольческого украинского корпуса “Правый сектор”, приехавший из Беларуси, считает своим долгом освободить Украину от оккупантов.
Дмитрий, так зовут добровольца, дважды был ранен в Донецкой области. За два года шахта “Бутовка”, Пески, Авдеевка стали ему родными. Он практически не выезжает с позиций. Его стали называть другом Гансом за кепку, скроенную по немецкому образцу, еще во Львове, куда он приехал в подготовительный лагерь два года назад. С тех пор так и пошло.
Ганс имеет свою точку зрения на все происходящее в нашей стране. И его взгляды, уверена, многим не понравятся. Но при этом он держит оружие в руках и защищает нашу страну, чем вызывает как минимум уважение. А для побратимов Ганс не только друг и сослуживец. Командир штурмовой роты Дмитрий Коцюбайло, друг Да Винчи, называет его героем. “Руками Ганса зроблені всі укріплення, траншеї, окопи на шахті Бутовці, біля промки, де наша рота рік тримала оборону, – говорит командир. – Коли ми тільки зайшли туди, там ніде було сховатися. Дуже швидко облаштовані позиції врятували життя нашим хлопцям. І це все – руки і сили Ганса, якому, по-великому рахунку, наша війна не повинна бути цікавою. Він до неї не має жодного стосунку. Але за два роки Ганс тримав оборону на всіх наших позиціях. Зараз він вже командир взводу. Він завжди знаходиться під обстрілами, і від його реакції багато що залежить. Буває, я, дізнавшись, що йде бій, заїжджаю до своїх хлопців, а Ганс вже прийняв правильні рішення, все чітко працює. А скільки він поранених врятував! Тільки на нашій позиції біля промки за рік особисто витяг і надав першу допомогу не менше, ніж десяти бійцям. Причому він пройшов всі можливі медичні курси. І добре розрізняє легке поранення, важке чи середнє. Його оцінкам я довіряю абсолютно. Недавно на Пісках були поранені бійці Збройних сил України, так саме Ганс витягував Ігорка та Антона, не дивлячись на те, що обстріл продовжувався… Добровольчі підрозділи не отримують від України державних нагород. Я вважаю, що це неправильно. І через засоби масової інформації роблю подання на Ганса раді ордена “Народний герой України”. Вважаю, що він заслужив бути визнаним”…
Ганс стал заложником российско-украинской войны. Как только он вернется в Беларусь, будет арестован и осужден. Белорусы, которые воевали в Украине, могут быть привлечены к уголовной ответственности по статьям 132 ( “Вербовка, обучение, финансирование и использование наемников”) и 133 (“Наемничество”) Уголовного кодекса Беларуси. За указанные преступления предусмотрено наказание – лишение свободы на срок от 3 до 15 лет… Именно поэтому доброволец не ездил домой вот уже два года. Оба свои дня рождения он отмечал в Донецкой области. И радуется подаркам, полученным от Да Винчи. “Первый раз командир подарил мне каску, причем раритетную, старого образца, – улыбается сдержанный Ганс. – А когда мне исполнилось 25 лет, я получил бронежилет самого высокого класса защиты. Отличные подарки”.
Чтобы поговорить со мной, Ганс приехал в Авдеевку с позиций, которые недавно начал осваивать. И после беседы вернулся обратно, несмотря на то, что уже была ночь, и ездить в это время суток по линии фронта опасно. Но там, в окопах, на наблюдательных пунктах, находятся люди, которые стали Гансу родными. И оставлять их он не хочет…
“Мой прапрапрапрадед участвовал в восстании Костюшко, один дед погиб в Брестской крепости при взрыве складов,а другой воевал за красных в Первую мировую”
– Первый раз я приехал в Украину в начале 2015 года, хотел попасть в “Азов”, – говорит Ганс. – Это было сразу после Дебальцевского котла. Но тогда мне сказали, что иностранцев в батальон не берут, поэтому я вернулся домой. У меня была хорошая работа. Я начинал грузчиком, а затем меня перевели, и я стал высекателем печатного станка – мы коробки печатали. Я продолжал интересоваться событиями в соседней стране, и однажды увидел в интернете, что “Правый сектор” набирает добровольцев, включая иностранцев. Дождался, когда меня отпустят в отпуск и поехал. Размышлял так: если подойду украинцам, останусь, если нет – вернусь, продолжу работу. Попал к другу Хаммеру во 2-ую резервную сотню. Но я ж тогда ничего не понимал. Думал, все воюют, вся страна. А оказалось, на войну не так-то просто попасть. Полтора месяца я пробыл на границе с Крымом. Но там же войны нет… Когда поехал в Киев, встретился с белорусской тактической группой. Вот они меня и отправили в Пески. Там тогда стоял батальон ОУН. Позже меня забрал друг и отвез на базу 1-ой штурмовой роты.
– У тебя уже был военный опыт? Ты в армии служил?
– Нет, у меня не было никаких навыков по части оружия, никогда его в руках не держал. В Песках первый раз в жизни выстрелил. Но я с детства знал, что могу воевать. Все мужчины в моем роду, кроме отца, воевали. Мой дядька-журналист изучал корни нашей семьи и рассказывал, что ему удалось узнать. Мой прапрапрапрадед участвовал в восстании Костюшко, один дед погиб в Брестской крепости при взрыве складов.Другой воевал за красных в Первую мировую. Только отец занимается строительством, правда, по молодости хотел в Афганистан поехать, но что-то у него не получилось.
– Что заставило тебя приехать в Украину? В твоей-то стране войны нет…
– Много разных обстоятельств. У меня и родственники отсюда – прадед мой из Украины. Там такая история! Мою прабабушку угнали на работу в Германию из Белоруссии, там она и познакомилась с украинцем, который находился в концлагере. У них завязался роман. И на свет появилась моя бабушка. Но мы даже не знаем имени ее отца. После войны прабабушка вернулась домой, вышла замуж. Прадед был очень ревнивым, поэтому она сожгла все письма, которые ей писал украинец. Но моя бабушка родилась от украинца. Так что во мне есть немного украинской крови. И меня всегда интересовала история Украины, ее козацкий дух, борьба за свободу, бунты. От этого всего веяло приключениями.
– На Майдан в Киев приезжал?
– Майдан я считал исключительно вашим делом. Иностранцам там нечего было делать. Судьбу народа должен решать сам народ. Начало войны тоже было вашим делом. Да и во мне еще какое-то время сидели с детства заложенные истины, что русские – это тоже самое, что мы. Поэтому я старался придерживаться нейтралитета. Но все же изначально больше симпатизировал Украине – неправильно же вторгнуться в другую страну. Если бы было наоборот – Украина вторглась в Россию, я бы поехал за них воевать. Но у нас с украинцами похожий менталитет, язык, культура. Да и белорусы всегда помогали украинцам бороться, приходили к ним на Сич крушить поляков, россиян…
– Но ты же, в отличие от тех наших сподвижников, не можешь вернуться в свою страну. Там же знают, чем ты здесь занимаешься, тебя могут арестовать, судить…
– Да, думаю, в Белоруссии знают, что я тут воюю. С 2015 года я не ездил домой, да у меня и документов нет. Они просроченные, даже белорусский паспорт. С родителями я связь поддерживаю. Меня поддерживает дядька. Мама, как и любая мама, говорит: “Ты дурак, что там делаешь? Едь домой”. У меня еще есть младший брат, он сейчас служит в белорусской армии и в политических взглядах придерживается нейтралитета.
– Твоя семья понимает, что происходит в Украине?
– С каждым днем они все меньше верят телевизору. Раз в неделю я обязательно звоню родным. Тему войны стараемся не затрагивать, но родители сами часто говорят: “Наверное, то, что по телевизору нам показывают, не совсем правда”…
– Тянет домой?
– Конечно. Очень! Но не хотелось бы ни за что сидеть в тюрьме. Поэтому пока вернуться не могу.
– Хочешь получить украинское гражданство?
– Без документов плохо, но я бы хотел вернуться домой. Ваше гражданство мне ни к чему. Кстати, когда я не вернулся на работу после отпуска, меня уволили, но передали, что если я вернусь, меня возьмут обратно.
” Два моих лучших друга погибли у меня на глазах”
– В составе 1-й штурмовой роты ты куда попал – сначала в тренировочный лагерь?
– Нет, сразу на шахту Бутовку за Авдеевкой. Оттуда виден разбитый донецкий аэропорт. Именно на шахте я учился стрелять из миномета. Я из всех видов оружия стреляю, но больше всего мне нравится ДШК. Классная штука.
Ганс (крайний справа) практически не выезжает с линии огня. Командир штурмовой роты Да Винчи (рядом с Гансом) называет побратима настоящим Героем
На Бутовке враг был близко, но мы друг друга не видели, потому что мешала посадка. Там у нас была позиционная война, не продвигались ни мы, ни они. Но однажды по нам ударили так точно, что у нас было четверо погибших и много раненых…
После этого мы переехали на позицию неподалеку от авдеевской промки. Там работы сделали – ого-го, разбили много вражеских огневых точек.
Сам Ганс уже был дважды ранен. Один раз на шахте Бутовка, второй – на позициях под Авдеевкой. “Мне везет, – говорит боец, – оба раза был ранен легко. Первый раз прилетел осколок АГС в ногу. Второй раз граната разорвалась неподалеку, пострадали нога и рука”…
– Страшные дни были?
– К огда два моих лучших друга погибли у меня на глазах… Мы с Джеком, Е вгением Ворошило, окапывались, забросили мешок для бруствера. В этот момент к нам подошел Снайпер. И тут в миллиметре от его головы пролетает пуля.
Евгений Ворошило, друг Джек, погиб 31 августа 2016 года
Мы с Филом, россиянином, кстати, сразу кинулись к Снайперу: “Что случилось? Живой?” Он целый-невредимый. Поворачиваюсь, а Джек не двигается. Зову его – ни фига. Сквозная рана была в шее. Он сразу же погиб, там шансов не было. Оказалось, пуля сначала прошла через шею Джека, а потом пролетела возле головы Снайпера…
А ВДВ, Вячеслав Литовченко, погиб ровно через месяц после этого. Мы только зашли на позицию, разложились. ВДВ встал и прямо в бойницу влетела пуля и попала ему в голову… Оба украинцы…
Вячеслав Литовченко, друг ВДВ, погиб 29 сентября 2016 года
Прощание с другом ВДВ
– В эти моменты не возникал вопрос: а что я тут делаю, такое же может произойти и со мной?
– Нет, у меня сразу же было понимание, что я здесь, на этой войне, до конца. А большинство иностранцев, которые приезжают на Донбасс, ломаются через полгода и уезжают. Кому-то достаточно недели-двух. Кто-то ломается от того, что слишком много воюет, кто-то в период, когда затягивается затишье. Я видел много иностранцев, которые приезжали в Украину повоевать, но мало кто остался надолго. В нашей штурмовой роте были и американцы, и британцы, и фины, даже русские. Общаюсь с Филом из России. Он познакомился с белорусской по интернету, она переехала сюда. И у них скоро будет ребенок. Сейчас они живут в Киеве. Фил обучает медицине на базе “Правого сектора”. Теперь семья не отпускает его на фронт, поэтому Фил грустит, скучает. А я, глядя на него, не знакомлюсь с украинками, чтобы не заводить серьезных отношений.
– Как у нас может закончиться война?
– Только военным путем, наступательными действиями. Я надеюсь, что увижу все это своими глазами. Если все же затянется политическая фигня и перемирия, естественно, смысла участия во всем этом не будет. Моя главная задача – помочь украинцам вернуть Украину в ее прежние границы. Но война настолько затянулась, что ею уже мало кто интересуется. Перемен-то никаких нет, земля украинская не возвращается…
– Но практически каждый день кто-то гибнет…
– В стране сорок миллионов человек. И один погибший в сутки – для людей этого мало. Не знаю, как это объяснить, но надо вылазить с окопов. Мы слишком завязли в позиционной войне.
– А Крым будет снова украинским?
– Тут у меня свое мнение, которое украинцам может не понравиться. Территория была сдана без единого выстрела, огромная территория. Ее захватили даже без попыток сопротивления. Любая территория, которая захвачена, принадлежит захватчику. Так любая другая страна могла взять полуостров. Кричать “Крым – это Украина” – это без меня. Если захотите вернуть его вооруженным путем, я поддержу.
“Война – это ожидание чего-то. Следующего дня, вызова по рации, приказа, продвижения”
– Практически все добровольческие подразделения вошли в структуры или министерства внутренних дел или вооруженных сил Украины. Для многих иностранцев это стало возможностью легализоваться. Ты не подумывал сделать то же самое?
– Для этого нужно, чтобы документы были в порядке. А у меня с этим, как я уже говорил, проблемы. Но многие действительно пошли по этому пути. В тактической группе “Беларусь” я встретил своего знакомого. Мы вместе поехали в ОУН. Сейчас он служит в 8-м полку спецназа. Туда же оформился еще один мой соотечественник. Есть белорус и в 72-й бригаде. Причем один из них политический деятель, председатель молодого фронта. Я сразу предположил, что он поедет воевать на Украину. Он даже осужден был на четыре года по политической статье. После освобождения находился под надзором и уехал к вам через Россию. Но я считаю, что ваша армия пока не такая, какой должна быть. В роте у Да Винчи все делается в первую очередь для солдата. Ничего не прячется. И подразделение всегда на фронте.
В армии в первую очередь плохо с мотивацией. В 2014 году патриотизм был на высоте, поэтому люди и пошли активно в батальоны, но чем больше затягивается война, тем меньше этого чувства. Сейчас дошло до того, что в ЗСУ патриотизма практически не наблюдается, в армию идут из-за денег, ведь работу найти тяжело. Может, я ошибаюсь, но вижу ситуацию так…
– А таких, как ты часто называют наемниками…
– Наемники получают деньги за то, что воюют, а в штурмовой роте не платят.
– Тогда за что ты воюешь здесь?
– Я за то, чтобы Украина осталась целостной страной. Иначе, если так пойдет и дальше, и у нас, белоруссов, шанса нет. Ментально мы отличаемся от вас, украинцев. Мы всегда боялись каких-то перемен, а Украина – никогда. Если вам что-то не нравится, вы тут же все высказываете, не держите в себе. Сразу Майдан собираете, вождя – вон. У нас такого нет. Главная мысль: мы потерпим еще немного, может, потом будет лучше.
У меня есть знакомые белорусы, которые воюют с той стороны. Мы учились вместе в училище. Почему они с той стороны? Да все те же исторические моменты включаются. У нас же все говорят по-русски. Всего процентов десять граждан страны общаются на белорусском. Может, конечно, что-то изменилось за эти годы, но когда я жил дома, встретить человека, который говорит по-белорусски, было редкостью. Особенно молодежь. Бабушка в деревне еще использовала смесь польского, украинского, белорусского, а в городе такого не было. Вы намного больше говорите по-украински. Я хорошо понимаю его, но не говорю. К сожалению. Язык – составляющая нации. Он играет важную роль. Без языка народа не будет. Это и в нашей стране националисты понимают, поэтому пытаются пропагандировать на белорусском языке, его внедряют… Это правильно.
Я много разговаривал с людьми, которые воевали в разных странах мира. Везде она одинаковая. И совсем не то, что показывают в фильмах. Это не постоянная стрельба, эффектные бои… Война – это ожидание чего-то. Следующего дня, вызова по рации, приказа, продвижения.
– Визуально невозможно отличить украинца от белоруса, а белоруса от русского. Все очень похожи. У тебя не возникала мысль: какой же он враг, если так похож на меня?
– Тот, кто держит оружие в руках и направляет его на меня и украинцев, и есть враг. Но когда война закончится, нам всем придется налаживать мирные отношения, придется пожимать друг другу руки. Нельзя же все время воевать.
– Движения против Лукашенко ты лично поддерживаешься?
– Нет. Нашу оппозицию не поддерживаю. Тем более, что она толком ничего и не делает. Выходят, флагами махают, что-то обещают. И все. Но и у вас, давайте скажем правду, несмотря ни на что политический курс фактически не изменился. Вы не довели до конца Майдан, а встряли в войну.
– Как часто ты уезжалс линии огня?
– Да Винчи разрешает брать отпуск, если в этом нуждается боец. Я как-то ездил в Киев, пытался сделать документы. Но эта поездка не доставила мне удовольствия. Киев – опасный город. Там задавить могут. Зашел в метро, так меня чуть не затоптали. Не хочу больше никуда.
– Находится время для отдыха?
– Да, иногда есть возможность почитать, фильм посмотреть. Я очень люблю историческую литературу. Романы Генрика Сенкевича, например. А мой любимый фильм “Царство небесное”.
– За два года о себе что новое узнал?
– Наверное, теперь военным буду. Поэтому постоянно тренируюсь, учусь чему-то новому. Все пригодится. Если не на войне, то потом…
Джерело: https://censor.net/ua/b1106697